— Да сохранит меня Ра, чтобы я стал рисковать твоей головой, столь драгоценной для моей божественной сестры и для презренного раба, которого она, вытащив из грязи, сделала своим советником. Пусть приготовят мои носилки; я отправлюсь в храм, — приказал он рабу. Затем, повернувшись спиной к Антефу, вышел в соседнюю комнату. Тутмес просто задыхался. Оставшись один, он отдался припадку безумной ярости и скрежетал зубами.
— Проклятая судьба! — закричал он, бросаясь на стул. — Знать, что трон свободен, и погибать здесь пленником, когда женщина держит в руках скипетр. Когда же, наконец, я буду в состоянии раздавить тебя, Хатасу, как гадину, со всеми твоими верными слугами?
Появление старого раба, принесшего плащ и клафт, заставило его прийти в себя. Он молча оделся и вышел во двор, где его ожидал Антеф с открытыми носилками и шестью сильными носильщиками. Когда царевич занял свое место, офицер сел рядом с ним и маленький кортеж, окруженный отрядом солдат, двинулся в путь. Впереди бежали скороходы, прокладывая носилкам дорогу, так как толпа с каждой минутой все больше росла. Все население побросало работу и сбежалось посмотреть на царевича — изгнанника.
За время всего пути мрачный Тутмес не разжал рта.
— Добро пожаловать в божий дом, — кланяясь, сказал жрец, предупрежденный скороходом.
— Привет тебе, уважаемый отец, — сказал Тутмес, выпрыгивая из носилок, — я хочу принести жертвы богу. Я надеюсь, — он повернулся к Антефу и смерил его презрительным взглядом, — что высочайший приказ из Фив не вменяет тебе в обязанность передавать своим повелителям молитвы, с которыми я обращаюсь к бессмертным?
Беглый румянец покрыл щеки коменданта Буто.
— У меня только один повелитель, — возразил он, — фараон Ра — ма — ка, да хранят его боги и да даруют ему славу. Хотя полученный мной приказ и не предписывает мне, чтобы я выслушивал твои молитвы, но он требует от меня, чтобы даже в храме твоя особа была у меня на глазах.
С невозмутимым хладнокровием Антеф последовал за Тутмесом и жрецами до комнаты перед святилищем. Здесь он остановился и прислонился к колонне. Он был вполне уверен, что пленник не ускользнет от него, так как солдаты оцепили храм и заняли все выходы.
Скрывшись, наконец, от глаз своего стража, Тутмес опустился на первый попавшийся стул и стиснул руками грудь. Овладевший им безумный гнев лишил его всякого самообладания. С минуту великий жрец смотрел на него с интересом и участием. Это был уже пожилой человек, аскетического вида, с проницательным и умным взглядом. Положив руку на плечо юноше, он сказал тихим, убедительным голосом:
— Ободрись, мой сын! Терпение, благоразумие и умение владеть собой — вот необходимые качества для царей. Постарайся воспользоваться своим несчастным настоящим положением, чтобы приобрести их. К тому же у тебя нет причин отчаиваться, преданные друзья следят за твоими интересами и деятельно работают, чтобы вернуть тебе твое место. Звезды предвещают тебе долгую жизнь и славное царствование. Ты еще юн, полон здоровья и сил. Так смотри же с доверием в будущее и покорно иди путем, предначертанным бессмертными.
Тутмес глубоко вздохнул.
— Каждое слово твое, уважаемый отец, дышит мудростью и истиной, но как трудно обрести терпение и покорность!
— Чем труднее, тем больше в этом заслуги и тем более достойно похвалы, — ответил с улыбкой жрец. — А теперь подними голову, сын мой, и выслушай вести из Фив. Сегодня ночью прибыл посол, привезший нам известие о кончине фараона, твоего брата, и отвозивший твое последнее послание Рансенебу. Ты сегодня очень кстати явился сюда. Я хочу представить тебе этого человека. Роковой случай заставил его перейти на нашу сторону. Он будет верным слугой тебе, так как ненавидит царицу и считает ее своим личным врагом.
— Почему же? — с любопытством спросил Тутмес.
— В другой раз я расскажу тебе все подробности. Это очень знатный человек по имени Хартатеф. Он занимал высокий пост. Отвратительная интрига толкнула его на преступление, он должен был погибнуть, но мы спрятали и спасли его. Так как царица отняла у него невесту и состояние, чтобы отдать их его сопернику, он смертельно ненавидит ее и служит нам с энергией и ловкостью выше всякой похвалы. В качестве писца храма он свободно ездит между Фивами и Буто, делает закупки и носит послания, не возбуждая подозрения царских шпионов.
— Позови, прошу тебя, этого человека. Ты меня очень заинтересовал.
Великий жрец открыл в стене потайную дверь и произнес несколько слов тихим голосом. Через минуту дверь снова открылась и вошел мужчина высокого роста. На нем было одеяние писца, большой парик закрывал его голову и лоб. Лицо было почти такое же черное, как у эфиопов. Маленькие глазки с острым взглядом горели мрачным огнем.
— Подойди ко мне, — сказал жрец, — и передай царевичу все, что ты видел и слышал в Фивах.
Писец поклонился и рассказал все новости, не пропуская ни одной важной подробности. Он рассказал о принятых царицей мерах, о погребении фараона, об освящении усыпальницы и о речи, которую держала Хатасу перед народом.
— Посмотрите на эту добрую Хатасу, она на одни свои плечи взвалила двойное бремя, тяжесть правления, — ехидно сказал Тутмес. — Я постараюсь как можно скорее разделить с ней это бремя, слишком тяжелое для ее нежной комплекции. Клянусь Ра и Озирисом, этот фараон в юбке — истинное чудо для богов и тайна для людей. Она не допускает и не признает ничего, кроме своей воли. Она ломает гордую знать Египта, подчинив ее этому презренному мужику Сэмну. Она подчинила своей власти даже могущественную касту жрецов, заставив их освятить усыпальницу, которую они не одобряют, настоящую насмешку над всеми священными законами.