Царица Хатасу - Страница 57


К оглавлению

57

Он был неподвижен, как статуя, и только одни ужасные глаза, казалось, жили. Но вдруг странная улыбка слегка приоткрыла его рот, и между пурпурными губами сверкнули жемчужные зубы. Вытащив из — за пояса розу, он бросил ее на колени Нефтисе. Та, бледная, с широко открытыми глазами, до такой степени была поглощена созерцанием, что даже забыла взять цветок.

Через минуту лодка проплыла мимо нас и исчезла как молния. Только тогда Нефтиса пришла в себя и закричала торжествуя:

«Взгляните, Туа! Хоремсеб бросил мне пурпурную розу. Но розу совершенно не похожую на наши, а чудесную, как и все, что исходит от него. Как она прекрасно пахнет! Но что это такое? Она совершенно мокрая».

Я наклонилась к розе. Она, действительно, распространяла удушливое благоухание. Но так как я никогда не любила слишком сильных духов и, кроме того, была очень взволнована, этот аромат причинил мне нездоровье. В продолжение нескольких дней я страдала удушьем и головными болями. В моей крови будто горел огонь.

— Может быть, вид чародея, а вовсе не аромат розы взволновал так твою кровь. Ты так чувствительна к красоте, Туа! — ядовито перебил ее комендант.

Вдова сильно ударила его по плечу.

— Ты начинаешь стариться, Нейтотен. В каждом твоем слове так и слышится ревность ко всему, что молодо и красиво. Вероятнее всего, утонченность натуры делает меня такой впечатлительной. Нефтиса усердно вдыхала аромат розы, но на нее не действовало, она не жаловалась. Когда, несколько дней спустя, я прощалась с ней, она сказала, смеясь, что хранит цветок на память о Хоремсебе.

Все посмеялись, поблагодарили хозяйку за интересный рассказ, затем перешли на другие темы, а прибытие нового гостя заставило всех окончательно забыть о Хоремсебе.

За несколько часов до этой вечеринки Роанта сидела в гостях у Нейты. Они с воодушевлением разговаривали. Молодая супруга Саргона, по — видимому, совершенно поправилась. Но в эту минуту лихорадочный румянец играл на ее щеках, между бровями образовалась глубокая складка, а глаза сверкали гневом и упрямством.

— У Ромы очень странные идеи. Я не понимаю, как он решился просить меня о таком, — сказала она, причем губы ее нервно дрожали. — Это все равно, как если бы он потребовал от тебя, чтобы ты просила прощения у Мэны за то, что любишь Хнумготена.

Обняв Нейту за талию, Роанта привлекла ее к себе и поцеловала.

— Постой! Успокойся и поговорим толком. Твое сравнение никуда не годится. Избрав Хнумготена, я оскорбила только самолюбие Мэны. Его свобода и положение нисколько не пострадали. Саргон же уничтожен. Честное и великодушное сердце Ромы страшно мучается этим. Участь несчастного давит его, как будто он сам совершил это преступление. Совесть, не умолкая, упрекает его в том, что он виновник твоей ужасной раны, виновник ареста и падения Саргона. Еще вчера он сказал мне: «Боги всегда наказывают нас, когда мы уклоняемся с дороги долга. Если бы я был тверд, если бы я скрыл от Нейты мою преступную любовь, она не подвергалась бы смертельной опасности, а несчастный ассириец избежал бы ужасной участи».

— Бедный Рома, он терзается совершенно напрасно. Во всем виновата я одна. Он нисколько не виноват в моей любви к нему, — пробормотала Нейта. — Тем не менее, я удивляюсь, что ему жаль Саргона и что он сожалеет о том, что дал мне счастье. И он называет это любовью ко мне? — с внезапной досадой прибавила она. — Я не думала, что в припадке гнева Саргон поразит меня. То, что я сказала ему, было сказано с целью избавиться от него и избавить Рому от справедливой ревности. Теперь же я убеждаюсь, что моя любовь сильнее его.

— Нет, ты не права. Что же просит у тебя Рома? Повидаться на минутку с осужденным и сказать ему несколько слов утешения, чтобы избавить его от ужасной несправедливости, от мысли, что ты принадлежишь другому. Завтра осужденные отправляются в рудники, а оттуда мало кто возвращается живым. Неужели ты так жестока, чтобы отказать в нескольких словах дружбы несчастному, женой которого ты согласилась быть? Будь же так добра, исполни просьбу Ромы! Я буду сопровождать тебя. Потом мы отправимся ко мне и проведем вечер вместе. Ко мне зайдет еще кто — то, кто горячо поблагодарит тебя за то, что ты избавила его сердце от угрызений совести.

Нейта прижалась головой к плечу Роанты и залилась слезами.

— Хорошо, я пойду! — согласилась она наконец. — Но как мы добьемся свидания с ним? Разве позволено видеться с осужденными?

— Не беспокойся ни о чем. Сегодня кто угодно может прощаться с осужденными. Кроме того, Хнумготен, которого я посвятила в тайну, дал мне письмо к своему другу, начальнику тюрьмы. Нас впустят без всяких затруднений, ничего не спрашивая, и оставят одних. В моих носилках нас донесут до угла улицы, а оттуда мы пойдем уже пешком. Так никто даже не узнает об этом.

Через два часа две просто одетые женщины, закутанные в длинные покрывала, подошли ко входу тюрьмы, который охраняли эфиопские солдаты. Дежурный начальник стражи вышел узнать, что угодно посетительницам. С первого же взгляда он убедился, что имеет дело с женщинами высшего общества. Поэтому, когда Роанта молча подала ему записку, адресованную начальнику тюрьмы, он почтительно поклонился и быстро исчез.

Через некоторое время, показавшееся обеим женщинам вечностью, дежурный вернулся и попросил их следовать за ним.

— Ваша просьба исполнена, — пояснил он, с любопытством глядя на них.

Они прошли через двор, затем по коридорам. Всюду была масса истощенных, почти голых человеческих существ с мрачным отчаянием на лицах. Надсмотрщики ходили между заключенными и били палками плачущих детей и осужденных, заслуживающих, по их мнению, наказания. В страшном волнении Роанта и ее спутница искали глазами Саргона в толпе этих несчастных, но дежурный вел их дальше, вдоль стены, в которой было несколько низких дверей. У последней двери они остановились. Отодвинув наружный засов, он впустил женщин в келью с полуоткрытым потолком. В глубине кельи лежала охапка соломы, заменявшая постель. С другой стороны, на большом камне сидел мужчина, в котором трудно было узнать изящного и гордого принца Саргона. Он был за ногу прикован к стене цепью, кусок грубого полотна закрывал бедра. Полуотвернувшись от входа и прислонившись головой к стене, он, казалось, ничего не видел и не слышал.

57