— Ты будешь благоразумной, Нейта. Нельзя быть невестой в продолжение трех лун и не видеться со своим будущим мужем. Я не стану надоедать тебе, но буду приходить и присылать цветы и подарки, так как не хочу, чтобы меня сочли скупым. Свет не узнает, — невозмутимо продолжал Хартатеф, — как ты мне дорого стоишь. Выкуп мумии моего тестя не пустяки. Тебе же следует быть посдержанней и не лишать меня удовольствия видеть прекрасную невесту.
Ничего не ответив, Нейта повернулась к нему спиной и убежала.
Не думая больше о том, что скажут, Кениамун немедленно покинул дворец Пагира. Глухой гнев и страшная жажда мести переполняли его душу. Однако, прежде чем что — либо предпринять, он посчитал необходимым узнать истинные мотивы, вызвавшие столь неожиданное решение Нейты. Какой беспечный поступок совершил Мэна, чтобы понадобилась такая жертва со стороны сестры?
Вдруг в его голове мелькнула одна мысль.
— Как это раньше не пришло мне в голову? — прошептал он. — Она должна все знать. За золото она выдаст тайны самого Озириса!
С довольной улыбкой он отстегнул золотой инкрустированный аграф, спрятал его в пояс и быстрыми шагами направился к берегу Нила. Там он нанял лодку и приказал плыть в отдаленное предместье, расположенное недалеко от квартала чужеземцев. В этой местности, пользовавшейся дурной славой, и жила та, кого он искал.
Когда лодка причалила, Кениамун ловко выскочил на берег. Приказав гребцам ждать своего возвращения, он углубился в узкую улицу. Вокруг тянулись небольшие сады, окруженные разрушившимися стенами и развалившимися лачугами.
Через несколько минут он вошел во двор, в конце которого возвышалось большое строение. Крики, песни и целый хаос грубых и хриплых голосов доносились изнутри.
Не обращая внимания на этот подозрительный шум, Кениамун вошел в длинный обширный зал, несмотря на день освещенный факелами. Из — за этого густая копоть покрывала потолок и стены. Возле столов всевозможной величины, окруженных скамейками, теснилась толпа солдат, матросов, рабочих и других людей. Все они ели и пили из грубой посуды.
Женщины в выцветших убогих нарядах сидели среди мужчин. Некоторые из них, с разгоревшимися лицами, казались пьяными и пели во все горло. Посредине зала две худые и полуголые женщины — танцовщицы плясали под звуки мандолы. Две другие, присев на землю, аккомпанировали им хлопаньем в ладоши. В конце зала были две ступеньки, и на этом возвышении стояло несколько больших столов с разнообразной провизией. Два стола были завалены амфорами и кубками.
Между столами сидела в кресле хозяйка заведения. Энергичным взглядом наблюдала она за своими шумными посетителями и за рабами, подносившими вино, пиво и фрукты.
Это была высокая могучая женщина с шеей быка. Ее правильное лицо с виду было добродушным, но насмешливые проницательные глаза под сросшимися густыми бровями опровергали эту доброту. Орлиный нос, выдающиеся челюсти и широкий рот с острыми белыми зубами придавали ей сходство с хищным животным. Она была в яркой полосатой юбке, стянутой у бедер медным поясом. Ожерелье из стеклянных бус украшало ее толстую шею. В ушах висели кольца таких размеров и тяжести, что заставляли восхищаться мощью органов, выдерживавших их. В руках она держала короткую палку для усмирения рабов, когда ей казалось, что они медленно двигались.
Вид знатного воина произвел неприятное впечатление на завсегдатаев притона. Крики и песни смолкли. Некоторые солдаты скрылись в темных углах, но Кениамун, делая вид, что ничего не замечает, прошел прямо к хозяйке.
— Здравствуй, Ганофера, — сказал он. — Я хотел бы минутку поговорить с тобой без свидетелей. Можно это сделать сейчас же?
— Конечно, господин. К твоим услугам, — сказала она, почтительно кланяясь.
— Ты, Бэки, посмотри, чтобы все шло как следует, — крикнула она старой женщине, мывшей кубки.
Затем через дверь в задней стене зала она провела молодого человека открытой галереей в довольно хорошо сохранившийся флигель, стоявший в тени сикомор.
— Что желаешь мне сказать, благородный Кениамун? Говори, здесь мы в безопасности от нескромных ушей. Но почему ты вошел этим ходом, а не другими в известный тебе час?
— Мне хотелось поскорее встретиться с тобой и поговорить без свидетелей. — Он сел и отказался от предложенного ему кубка вина. — Я ненадолго задержу тебя. Если ты сможешь удовлетворить мое любопытство относительно таинственного средства, при помощи которого Хартатеф принудил Пагира отдать ему Нейту, я подарю тебе этот аграф.
Несмотря на сорокалетний возраст, у женщины дикой ревностью вспыхнули глаза.
— Неужели правда, что он снова вернулся к безумной мысли жениться на Нейте, которая ненавидит его? — пророкотала она, покраснев от ярости. — Ты не ошибаешься, Кениамун?
— Это настолько верно, что именно сегодня публично празднуется их обручение. Но особенно странно то, что еще сегодня утром Нейта энергично отказала ему. Она сама со слезами призналась мне, что согласилась на этот брак только ради спасения чести своего семейства. Теперь вопрос в том, какая связь может быть между Хартатефом и фамильной честью Пагира? Мне очень хотелось бы узнать это. Кому может быть лучше известно все это, чем тебе, о чьем влиянии на Хартатефа все знают? — прибавил он, смеясь.
Пока он говорил, она рассматривала и взвешивала на руке аграф. На лице было выражение жадности, смешанной с дьявольской злобой.
— Я объясню тебе эту загадку, — сказала она с грубым жестоким смехом. — Благородный Мэна, чтобы покрыть свои безумные расходы, заложил мумию отца. Чтобы выкупить ее, продает малютку этому ослу Хартатефу, который, без сомнения, обещал ему дать нужные десять вавилонских талантов. Кто бы другой одолжил Мэне такую сумму? Теперь ты понимаешь, что в ее руках действительно их честь.